Бумеранг для агрессора

• Петр Олещук
• 31.10.2025, 11:23

Россия переживает наиболее серьезный топливный кризис за последние десятилетия.

Ситуация начала стремительно ухудшаться после того, как в августе украинские спецслужбы (в первую очередь подразумевается СБУ) начали атаки дронов на нефтеперерабатывающие заводы (НПЗ) и другую нефтяную инфраструктуру РФ. В результате этих ударов значительная часть российских мощностей по переработке нефти вышла из строя, что мгновенно отразилось на внутреннем рынке топлива. Дефицит бензина и дизеля охватил более половины регионов страны, вынудив власти вводить экстренные меры и вызвав цепную реакцию экономических, политических и геополитических последствий. Тонущая в своих же нефтяных ресурсах «страна-бензоколонка» вдруг столкнулась с парадоксальной ситуацией, с нехваткой бензина дома.

С августа 2025 года удары наносились, практически, еженедельно. По данным BBC, только за август дроны ударили по российским нефтезаводам не менее 14 раз, в сентябре – 8 раз, а в первые недели октября – еще 4 атаки. В общей сложности с начала 2025 года под прицелом оказались 21 из 38 крупнейших НПЗ России. Многие из них подвергались ударам неоднократно. Под удар попадали как предприятия в приграничных областях, так и заводы в глубоком тылу. В числе поврежденных оказались, например, Киришский НПЗ (второй по мощности в РФ), Рязанский нефтезавод «Роснефти», Новошахтинский и Афипский НПЗ на юге, а также ряд других ключевых предприятий отрясли. «Санкции СБУ» дотянулись уже до Урала и перешагнули его, оказавшись намного эффективнее традиционных западных санкций против России.

Все это не может не иметь политических последствий для России. Сокращение доходов от нефти и нефтепродуктов непосредственно отражается на способности Кремля финансировать войну против Украины. Россия теряет часть валютной выручки и налоговых поступлений, которые могли бы пойти на армию. Москва старается компенсировать выпадающие средства резервами или заимствованиями, однако бесконечно так продолжаться не может. Топливный кризис, особенно если он затянется, ограничит ресурсные возможности для ведения войны. Это может проявиться не сразу, а в среднесрочной перспективе. Например, в виде сокращения программ перевооружения, задержек в выплатах военным или урезания тыловых расходов.

Кроме того, дефицит топлива затрагивает и непосредственное логистическое обеспечение армии. Хотя военные склады и части снабжаются по отдельным каналам и имеют приоритет, общая напряженность с горючим не может не влиять. Возможны сбои в поставках бензина и дизеля на полигоны, в части, трудности с заправкой техники в прифронтовых районах (особенно на юге России, через который идет снабжение группировки в Украине). Если гражданские нефтебазы горят и пустуют, военным приходится перераспределять свои резервы, а это снижает гибкость и стратегические запасы. Таким образом, удар по нефтяной инфраструктуре – это опосредованный удар и по военной машине.

Также топливный кризис стал испытанием и для внутренней политики Кремля. Российские власти долгое время не признавали наличие проблемы, опасаясь паники и удара по своему имиджу. Официальная риторика сводилась к тому, что «дефицита нет, есть небольшие временные трудности», вызванные то ли логистикой, то ли сезонными колебаниями. Граждан призывали «набираться терпения» и не поддаваться паническим настроениям. Однако в реальности, которую люди видели на заправках, проблемы отрицать было невозможно.

На местах дефицит вызывал нарастание напряжения. В социальных сетях жители регионов делились фотографиями очередей и пустых бензоколонок, критиковали чиновников за бездействие. В некоторых регионах, особенно дальневосточных, назревало раздражение местных элит. Губернаторы забрасывали Москву запросами ускорить поставки топлива, чтобы избежать коллапса в сельском хозяйстве и транспорте.

Топливный голод обнажил и болезненное неравенство между центром и периферией. Пока Москва заправлялась относительно спокойно, жители дальних регионов чувствовали себя брошенными. В отдаленных уголках рождалось ощущение, что “столице не до нас”, ведь первоочередные поставки топлива шли на нужды крупных городов. Это потенциально опасный раскол. Кремлю пришлось вручную корректировать распределение ресурсов, чтобы погасить эти настроения. Были направлены дополнительные железнодорожные составы с бензином на Дальний Восток, увеличены субсидии регионам. Но сам факт, что половина страны столкнулась с такими трудностями, бьет по образу федерального центра как эффективного менеджера.

Исторически нефть была одним из главных козырей геополитического влияния России. Однако внутренняя топливная лихорадка осенью 2025 года ударила по репутации РФ как надежного экспортера. Введя запрет на экспорт бензина и дизеля, Москва застала врасплох ряд стран-покупателей. Некоторые соседние государства, традиционно импортировавшие российское топливо (например, Казахстан, Монголия, ряд постсоветских республик), вынуждены были срочно искать альтернативных поставщиков. Это подорвало доверие к России как к «энергетической сверхдержаве».

Ситуация показала, насколько Россия теперь зависит от лояльности и возможностей своих немногочисленных союзников. Лукашенко получил дополнительный рычаг влияния. Поддерживая Россию поставками бензина, Минск фактически спасал соседа от ещё большего позора. Сам Лукашенко не преминул подчеркнуть, что его НПЗ работают «для братской России», вероятно, рассчитывая на преференции и скидки на сырье в ответ. Кроме того, планы закупить топливо у Китая ставят Москву в неудобное положение просителя. Пекин, разумеется, диктует свою цену. В том числе и политическую, требуя уступок в других сферах, ведь ситуация, когда Россия импортирует нефтепродукты, выглядит почти невероятной. Похожие переговоры могут вестись с Казахстаном (который имеет избыточные мощности переработки) или с Ираном. Все это свидетельствует о новом для Кремля феномене: ему самому нужна энергетическая помощь.

Успех украинской стратегии по удару по нефтяной инфраструктуре России – это важный сигнал для мирового сообщества. Он демонстрирует, что даже такая мощная ресурсная держава, как РФ, уязвима и может быть поставлена на грань топливного голода. Это усиливает позиции Украины и ее союзников. Западные страны видят, что помощь Киеву (например, поставки дальнобойных дронов или крылатых ракет) прямо приводит к ослаблению тыла агрессора. В то же время некоторые партнеры России, напротив, насторожились. Если украинские атаки продолжатся, есть риск перебоев не только с бензином, но и с сырой нефтью (в случае ударов по портам и трубопроводам). Это может подтолкнуть даже дружелюбных потребителей к диверсификации источников. В конечном счете, геополитически Россия теряет часть своего имиджа как «энергетического щита».

Российский топливный кризис 2025 года стал одним из самых ярких примеров того, как война бьет по самому агрессору. Удары по нефтяной инфраструктуре превратились в экономическое оружие, подточившее тылы России.

Петр Олещук, доктор политических наук, профессор КНУ имени Тараса Шевченко, специально для сайта Charter97.org